Внимание: интервью написано якобы от лица сердца Роба…
Я, бьющееся сердце Роберта Паттинсона, и я говорю с Вами из моего дома внутри его грудной клетки. Сейчас мы отдыхаем. Я бьюсь с частотой 70 ударов в минуту, что в принципе нормально для 26-летнего мужчины, который, как Роберт, находится в хорошей, хотя и не суперчеловеческой, форме. Роб, я должен подметить, проходил через, как он это называет, «некоторую ситуацию». «Я на диете, состоящей из жидкостей», — он объясняет собеседнику своим незавидным лондонским акцентом, удивляющим многих, кто не осознал, что Роберт Паттинсон - вообще-то не вампир по имени Эдвард Каллен. «Мне приходилось снимать рубашку для фотосессий, — объясняет Роб, — поэтому я спросил диетолога о такой диете, при которой можно пить, сколько захочется. Она сказала, что это жидкая диета.» Еще одним доказательство, что Роб - не вампир. Обычно вампиры стараются избегать фотосессий, так как их блеск, усугубляемый вспышкой, ставит в тупик даже самых опытных фотографов. Также у вампиров редко возникают проблемы со внешностью, и они никогда не пьют. (У них отсутствует кровообращение.)
На редкость мы с Робом наедине и то, что все остальные люди, находящиеся в этой комнате — очень популярном клубе, спрятавшемся за Papaya King в Западном Голливуде, в очень тихий, жаркий, солнечный, полдень, - внимательно смотрят на нас. В конце концов, Роб - самый известный сердцеед, и я тоже бьюсь в такт. Я чувствую, как ускоряются другие сердца, когда они приближаются к нам, как сердце хот-дог жокея, зашедшего к нам и попросившего подписать восковой листок чека, когда он приносит сок манго и хот-доги с квашеной капустой в их веселых бумажных обвертках. «Моя девушка обожает у Вас заказывать,» — он говорит, почти извиняясь. Я не тороплюсь и жду, пока Роб черкает свое и ее имена (это Мэллори) и отдает обратно чек, похожий на накладную за полученный груз, вряд ли полный сексуальных фантазий. Роб одет как обычно, следуя неписанному голливудскому кодексу, по которому самые высокооплачиваемые привлекают меньше внимания к его или ее внешнему аспекту. И хотя мы стоим $62 млн, в случае Роба, я могу Вам сказать, что беззаботность подлинна. Эта бейсболка, эти черные беговые кроссовки, джинсовая рубашка, отголоски молодого Рона Ховарда; это наша одежда. Эти долговязые прыжки, чуть в режиме ожидания, с тем же самым ритмом прогулки как у Джеймса Дина в «Гиганте»; это наша походка.
Мы приехали сюда в белом универсале, за рулем которого был парень по имени Джефф. Он из Феникса, и он наш водитель. Он появлялся несколько лет назад в квадратном костюме и широком галстуке. «Классический образ временного работника,» — говорит Роб. Теперь он носит узкие черные рубашки. С внутренней стороны тонированных стекол машины по пути в клуб Роб осмотрел магазины, выстроившиеся в ряд по Голливудскому Бульвару. На них написано как в игре в подлого гуся: магазин сувениров. Магазин сувениров. Магазин сувениров. Магазин сувениров. Стрип-клуб. Последний предлагает «1000 красивых девочек. 3 страшненькие». Мне хочется узнать, каково быть сердцем тех страшненьких. Я никогда не узнаю. Я принадлежу к счастливчикам. В витрине одного из сувенирных лавок Роб узнает себя на календарях, постерах и брелоках, сделанных в какой-то китайской индустриальной провинции каким-то рабочим, который уставился на лицо Роба, его огромные голубые глаза и волчьи клыки, выглядывающие из-под пухлых губ, и тем не менее он не замечает ни меня, ни бьющееся сердце Роба. И мне нет дела ни до работника, ни до его сердца. Проезжая мимо дешевого мусора с лицом Роба, я не стал биться чаще, увядая. Мысль о том, что люди цепляют на ключи игрушечное лицо Роба, какие двери они открывают, и какие секреты хранятся за ними, немного меня ускоряет, так как сегодня мы редко встречаем кого-то за пределами «индустрии», и даже если бы мы это делали, то это точно был бы не я, и Роба они видят реже всего.
Это будет Эдвард Каллен, тот бессердечный вампир, который властвует надо мной с 2008 года, и не отпустит меня из объятий до ноября, когда он уже не сможет умереть, потому что он уже мертв, но можем мы, потому что мы были в его образе, или он — в нашем. В любом случае мы настолько переплелись, что этот разрыв может убить Роба и сломать меня.

В эти дни Роб и я проводим прилично времени на заднем сиденье машины, путешествуя от одной пресс-конференции до интервью, от съемок до другой пресс-конференции. Слишком много сидения нервирует меня. Сидячий образ жизни — главная причина сердечно-сосудистых заболеваний и сахарного диабета второго типа. К тем же последствиям приводит и курение, от которого, к счастью, Роб недавно избавился. Теперь он носит эти глупые электронные сигареты и сидит на заднем сиденье, втягивая их, смотря на это лицо, неподвижное в отражении и скользящее по внешней стороне стекла, пока его везет водитель. Конечно, Роб знает, как водить. Он прошел 10-часовой курс в Орегоне, по-моему, для «Рассвета». Я могу ошибаться; они все перемешиваются. Он ужасный водитель. «Я научился на собственных авариях, когда люди в меня врезались», — он объясняет. Смешная история, и вот как он ее рассказывает: «Первый раз, когда я услышал о своей славе, был тогда, когда я попытался купить машину несколько лет назад. Это была BMW 89 года за $1000, которую я нашел на Craigslist. Я поехал в горы, чтобы протестировать машину, и, конечно, почти разбил ее. Несколькими днями позже я поехал ее забирать. Я сказал, что я актер, и парень меня нашел в интернете. Когда я вернулся, он сказал: «Чувак, ты знал, что ты на втором месте в IMDB?» Я подумал: «Вот дерьмо, теперь я не могу попросить 200-долларовую скидку.»

Действие нашего нового фильма, «Космополис», также происходит на заднем сиденье, хотя и очень длинном. Его снял Дэвид Кроненберг. Роб играет Эрика Пакера, невероятно скучающего, находящегося на грани аутизма миллиардера, который перемещается по широте с востока на запад в специально разработанном лимузине. Во время его ежедневных поездок он теряет большую часть его миллиардов в опрометчивой валютной спекуляции с йен, в то время как окружающий его мир погружается в хаос. Этот хаос, конечно, во многом случается из-за его опрометчивой валютной спекуляции. Он проводит много времени, наблюдая за своим лицом, неподвижном в отражении, и за хаосом, который он вызывает, пролетая в тишине. В конце он либо застрелен до смерти, или не застрелен, недовольным бывшим сотрудником, сыгранным Полом Джиаматти.
Да или нет — особо никого не волнует. Эрик не заботится ни о чем, так как ему трудно общаться с внешним миром, выходя за рамки цифр. Однако, в его жизни много секса. Какая-то его часть — с Жюльет Бинош. Эта сцена меня завела, когда мы ее снимали, но не столько физически, сколько комически. «Жюльет постоянно билась головой о потолок машины«, — вспоминает Роб. Я чувствую прилив эндорфинов, когда он широко улыбается, мгновенно превращаясь из задумчивого сердцееда в обычного милого английского паренька, которого Вы можете встретить в пабе. По этой причине он редко так улыбается. Улыбка не работает на бренд. Фильм основан на книге, написанной Доном Делилло, поэтому все так запутано.
Эта первая реплика похожа на все остальные, из нее вытекающие, одинаково проникновенные и абсурдные. «Мы хотим постричься», — говорит Эрик, выходя из офисного здания. Смятение, однако, нам нравится. «Мне легко угодить, — говорит Роб. — Когда я что-то не понимаю, я мгновенно становлюсь заинтересованным.» Замешательство меня побуждает. То же самое делает и сопоставление. Когда «Космополис» дебютировал в Каннах в мае, я бился тяжелее всего за последнее время. «Я почти наложил в штаны«, — говорит Роб. Услышав его комментарий о толстой кишке, я сделал вывод, что отчасти это была гипербола. Тем не менее, это звучало захватывающе. Существует пауза между тем, когда титры перестают прокручиваться и выключается свет, момент тихой благодати, прерывающийся только моим оглушительным бренчанием. Это момент, перед которым публика либо хлопает, либо ревет от недовольства, когда наша пост-сумеречная карьера была как кот Шрёдингера, одновременно живой и мертвый. И в тот момент я постукивал и бился в груди Паттинсона миллион раз в несколько минут. «Я сошел с ума, — сказал Роб. — Я готовился драться с 1500 человек. Я был так натренирован.» Ставки были высоки для него. Он попал в «Сумерки» по счастливой случайности. И так как он подписал контракт, его понесла волна. Вам покажется, что его шоферовали, или по крайней мере везли. «Я в каком-то смысле бегал вокруг со спущенными штанами и развязанными шнурками, и удивительно то, что я не падал. До этого я думал: «О, черт!» Большинство людей на протяжении 15 лет делают фильмы, которые никто не смотрит. Теперь я в Каннах.« В тот момент, перед тем, как баланс нашей карьеры в действительности рухнул, стоит отметить, что отсутсвтвие взрослого опыта отчасти помогло ему получить роль Эдварда Каллена. Авторы эссе «Twilight and the production of the 21st Century Teen Idol» отмечают, что в этом был весь смысл. » [Маркетинговая стратегия студии состоит в том, чтобы сделать известность Роберта Паттинсона предметом роскоши, произведенной и продаваемой на рынках СМИ и рекламной промышленности. Товар получил форму смешения привлекательности Эдварда и известности Паттинсона... Отсутствие общественного признания актера было использовано [студией], чтобы объединить реальных людей с сумеречными персонажами, когда они были наняты, чтобы играть, таким образом, делая из них знаменитостей.»] Поэтому тот момент после последних титров в Каннах и перед тем, как были выставлены оценки, был самым болезненным разрывом между бескровным сердцем Эдварда Каллена и мной, бьющегося - Роба. У меня не было ни малейшего понятия о том, как долго шли титры. Была пауза и потом хлопок, хлопок, развязавший поток хлопков, пока не стал апплодировать весь зал. Апплодировали ли они нам? Апплодировали ли они Дэвиду? Или Полу? Мне было все равно. Одно я знал точно: они не апплодировали Эдварду.
Хоть я и заставил пульсировать другие сердца, немногие вещи, люди или поступки влияют на меня. Химический императив борьбы или полета, вызванные замешательством и противостоянием, провернули трюк. Есть еще пара моментов: я начал работать, когда Роб научился кататься на скейтборде. Но меня привело в трепетание не приземление после кикфлипа, а, как говорит Роб, абсурдный факт, что «меня могли засудить на $800 млн.» (Вампиры не носят гипс и не вывихивают щиколотки.) Недавно я возбудился от мочеиспускания. «Я был настолько поражен собой вчера, — сказал Роб. — Я провел в туалете 4 минуты.» Синди, его мочевой пузырь, говорит мне, что это его жидкая диета. Мы радуемся скандалам, но Роб сетует на то, что это редкость сегодня. «Когда-то я пустил слух на Entertainment Tonight о том, что в «Сумерках» была вырезанная постельная сцена, и его даже не распространили. Я подумал: «Какого черта?» Я даю Вам такую информацию!» Скат был мне близок, особенно, когда мы впервые переехали в Лос-Анджелес, мы жили в Оаквудс, апартмент-комплексе между Бербанк и Голливудом по 101 дороге, населенной по большей части конченными детьми актеров, которые целый день тусовались у бассейна. Неудивительно, что там жил Скрич, который также снимал свои скат-видео. Что еще может делать человек, чтобы заставить меня ходить на пресс-конференции, эти жестокие рукавицы переработанного воздуха?» Роб сокрушается: «Вы пытаетесь сказать что-то самым наилучшим образом, если только Вы не говорите полную глупость, но Вас выставляют идиотом, у Вас не будет звуковых фрагментов. И если Вы не говорите ничего тупого, кто-то это сделает за Вас в любом случае.»

В конце интервью Роб говорит о Кристен, и это больно читать, поэтому я не буду дописывать последние три абзаца. Могу только сказать, что он ее обожал. Я приведу его последнюю цитату: «Она одна из немногих вещей, которые действительно заставляют меня разгоняться.»

За информацию спасибо http://flickin.ru/